21 января 1906 года. Пицца и порто. Запись из "Дневника Его Императорского Величества Николая

Вернулся домой прошлым вечером страшно пьяный и довольный, упал в постель, подобно Вильгельму в день рождения супруги его, и даже записи "Основатель будущего пьян!" не оставил, от того и оштрафованным Его Светлостью князем Илларионом Ивановичем Воронцовым за хулиганство и халатность одновременно, а, выражаясь языком не канцелярским, а простым, за отсутствие записи о рабочем дне своем в журнале своем быть не опасаюсь, и запись сию составляю, будучи разбуженным Александрой на три часа ранее положенного времени, то есть в четыре часа тридцать минут, для заполнения журнала ежедневных записей государя и запись сию свою начинаю с фразы редко употребимой в сем журнале, от того и за безделие свое прошлым вечером не переживаю, ибо вечер проведен был хорошо и философски достойно и полагаю, что запись моя вполне восстановить мудрость, посланную мне вчерашним днем для осознания новых государственных и общественных проблем. Вчерашнего дня, 21 января 1906 года, после долгих трудов наших на ниве Государственного дипломатического совета, о коих премного написано в протоколах сего Совета и коий был Советом обыденным, если умолчать о радости князей наших, коим довелось лицезреть перед собой мудрейшего из будущих государей и великого философа герцога Люнденбургского Георга, а также много беседовать с ним о межгосударственных договорах наших, были я и Георг опять же радостно и приветливо встречены на балу в честь шестидесятипятилетия Его Светлости князя Георгия Георгиевича Милославского, время на коем балу потратили совершенно не зря, но во многих беседах и дискуссиях. Как же порой бывает странно в сем мире, что беседы негосударственные, приватные, за выпивкой и на балах, коим должно быть легкомысленными, оказываются значительно более плодотворными и деловитыми, нежели беседы за правительственными столами при рассмотрении важных документов и бумаг.
Признаться, одна из тем моей сегодняшней дневниковой записи была поднята Георгом еще в дороге нашей от Большого Императорского дворца к дому Милославских. Тема сия, касаемая суда над журналистом Антоном Чеховым, обвиняемого в ряде убийств, признаться, тревожной является и для меня, от того и беседа наша сия с Георгом показалась мне важной и требующей сохранения для потомков. Беседа наша началась как только миновали мы Императорский проспект и выехали на Невскую набережную. Определенно, строгость канцелярии и государственной власти наших в отношении сохранения государственной иерархии во всех государственных делах, а пуще того в поименовании важнейших общественных субстанций, городов, улиц, проспектов и мне казалось нашим наиважнейшим достижением, но приятно, что старательность сия была оценена и представителем государственной семьи иной державы. Хотя, третьего дни, сетовал я на то, что
преемственность нашего общества в изобретении имен для детей наших и более того фамилий значительно уступает преемственности, принятой в нации шведов либо же нации прекрасной, а точнее Справедливой империи Сучжоу. Определенно, сетование сие я составил впечатленный тем насколько мелодически красивой оказалась родовая запись в крестильной книге величайшего рода архитекторов и земледельцев герцогов Сувон о рождении дочери Его Светлости герцога Ду Ама Гу Ига Сувон и прекрасной племянницы моей Ее Светлости герцогини Годерики Борасской, в кою запись я вписал наше с Саше крестильной имя для будущей прекрасной дамы Справедливой империи Сучжоу, коя имеет прямое отношение и к нашему роду Рориков и от того получает прекрасное русское имя Олеся, кое имя всегда должно напоминать будущей красавице о том, что страна ее ценна прекрасными и сказочными лесами, о коих лесах следует заботиться, но не исчерпывать их бездумно для важных построек. Определенно, записи о церемонии дарения крестильного имени посвятил я полноценное девятистраничное размышление 19 января 1906 года в собственном дневнике, о коем размышлении нисколько не жалею и кое собираюсь опубликовать для воспитания в собственной нации большей национальной идентичности, но и ныне не могу я не напомнить себе о тех размышлениях, бо многая цитировал себя в